Молдавский декамерон
Принято думать, что при Сталине, во времена «железной», по сравнению с теперешней, дисциплины, нравы были чище, коррупции не было, а чиновников держал в узде страх перед вышестоящим начальством. Так ли это было на самом деле? Факты – упрямая вещь. Силой заставить человека быть человеком невозможно. Судите сами.
Установление советского режима в Молдове было началом произвола и беззакония. Уже в ходе Ясско-Кишиневской операции в республику была введена 25-я дивизия НКВД. Вместе с местным филиалом этого грозного ведомства (нарком Михаил Маркеев) и НКГБ (нарком Иосиф Мордовец) она начала «зачистку» Молдовы от «врагов народа». «Зачистки» сопровождались грабежами, насилием, избиениями, арестами, а иногда и уничтожением сопротивлявшихся.
Чувствуя полную безнаказанность, «силовики» наглели с каждым днем. Нарком внутренних дел Маркеев, например, длительное время не обращал внимания на жалобы и.о. первого секретаря ЦК КП (б)М Н.Салогора в Москву и упорно закрывал глаза на бесчинства своих подчиненных. Потом оказалось, что он и сам нечист на руку, и в 1946 г. Маркеев был без лишнего шума уволен. От властей военных не отставали и власти гражданские. Несмотря на утверждения, сделанные в хрущевские времена, о чрезмерной суровости наказаний при Сталине, нужно отметить странную закономерность – мелких воришек «за три колоска» могли посадить на несколько лет в тюрьму, зато крупных жуликов в худшем случае снимали с работы, и только в очень редких случаях судили. Так, председатель Сынжерейского райпотребсоюза Колотюк в конце 1944 г. возглавил группу расхитителей, укравших 5 тонн соли и других продуктов на 535 000 рублей, однако сведений о его наказании нет. Сынжерейский район входил в Бельцкий уезд. Этот уезд – ярчайший пример разложения нравов советской партийной верхушки.
Добравшись до власти, чиновники этого уезда, пользуясь абсолютной бесконтрольностью руководства, развязали настоящий беспредел. В одном случае первый секретарь Липканского райкома (РК) Антонов распорядился раздать партработникам этого РК собранные крестьянами для продажи 9 тонн хлеба (за что был всего лишь снят с работы и исключен из партии, судьба хлеба неизвестна). Другой случай оказался еще почище – второй секретарь Бриченского РК Сальников, чья виновность в «половой распущенности» была установлена с неопровержимой достоверностью, был отозван из района и послан на работу в партшколу. Только после вмешательства ЦК КП (б)М Сальников был с выговором снят с работы.
Даже в условиях ужасающей нищеты и скученности населения партработники не желали жить как «простые советские люди» - они были выше этого. В то время, как люди ютились по нескольку человек в одной комнате, партработники жили зачастую в квартирах с несколькими свободными комнатами, а к тому же еще и занимались самоснабжением.
Несмотря на все указания Москвы, в этом уезде стали поднимать голову и «бизнесмены» - уком партии самовольно организовал себе подсобное хозяйство, продуктами с которого торговал по завышенным ценам через своих людей на рынке. Деньги с продаж уходили в карман уездного начальства.
Руководство уезда быстро установило тесные связи друг с другом и информировало Кишинев в основном о благополучных случаях из местной жизни. Республиканское начальство, сознавая, что бороться со сложившейся здесь круговой порукой бессмысленно, только пассивно получало с мест сообщения о безобразиях в уезде, но никаких мер по наказанию виновных не осуществляло. Любая критика в прессе вызывала бурные протесты партийных деятелей уезда, они старались всячески охаивать критические статьи о них в газетах, даже в «Советской Молдавии». Пользуясь бездействием кишиневских шефов, работники уездного и Бельцкого городского комитетов партии беспрепятственно крали то, что попадалось под руку, не гнушаясь даже мелочью. Так, заведующий отделом пропаганды Бельцкого горкома Большаков взял себе в виде зарплаты за 7 месяцев 26 000 рублей, но работать и не думал. Инструктор укома Тимощенко самочинно заявился в магазин, забрал с собой два понравившихся ему ковра, ничего не заплатив. Жена второго секретаря укома Голощапова от безделья – работать она не желала – нашла себе занятие, торгуя макухой на рынке. Сам Голощапов не обращал на это никакого внимания.
Процветал в этом уезде и разврат. Так, второй секретарь Сынжерейского райкома комсомола Размотнева, весьма далекая от пуританской морали, имела десятки любовников. Кто-то из них заразил ее сифилисом, а она, в свою очередь – еще двух уполномоченных местного райотдела НКГБ. (Впрочем, это далеко не единственный случай подобного рода в республике в то время. В Тараклийском районе долгое время после войны существовал и даже процветал почти открыто негласный публичный дом для партработников, ими же и организованный). Секретарь Бельцкого укома Н. Корнеев отказывался вмешиваться в такого рода дела, поскольку и сам имел «пятно» на биографии. Корнеев, не разведясь с первой женой, вступил во второй брак с инструктором того же укома Кискиной. Таких примеров по республике в то время было не счесть.
Весь этот организованный беспредел длился в уезде до осени 1947 г., когда уезды были ликвидированы. Высокое покровительство исчезло, но проблема осталась и по-прежнему по республике возникали такие очаги разложения, показывавшие всю алчность и гнилость партийных чиновников. Примечательно, что кишиневское начальство так и не приняло суровых мер к нарушителям партийной морали. Даже наоборот. Бывший первый секретарь укома Корнеев был переведен первым зампредом Совмина МССР, впоследствии занимал ряд ответственных постов. Без высоких должностей не осталось после ликвидации уездов и его окружение.
Нужно заметить, что тема морального разложения всегда была актуальной для Молдовы в «советский» период ее развития. Многочисленные комиссии, время от времени наезжавшие в республику из Москвы, часто с ужасом констатировали, что моральная атмосфера в Молдове, которую они называли даже «мелкобуржуазной республикой», засасывает, втягивает в себя как болото, даже самых лучших ее назначенцев.
Московские чиновники не могли понять, как это происходит. В документах тех времен часто можно было увидеть, как партийные бонзы Молдовы пытались бороться с вдруг проснувшимися у их коллег частнособственническими инстинктами. Это обстоятельство на самом деле вызывать удивление не должно: ведь значительная часть прибывших в Молдову были по происхождению рабочими или крестьянами. Большинство из них не имело ни высокого уровня образования, не отличалось и высоким профессионализмом, скудно питалось, да и жило в кошмарных условиях. Эти люди воспринимали как манну небесную возможность приехать в Молдову, где их таланты и развернулись. Скандалы в партийных кругах следовали один за другим. Особенно громкими были скандалы с сексуальным подтекстом.
Одним из самых скандальных дел первых послевоенных лет было «дело Каменного». Степан Каменный, председатель Бравичского райисполкома, заняв этот довольно высокий пост, быстро смекнул, сколько и каких именно благ он может иметь. Вместо того, чтобы заняться исполкомовскими делами, он принялся обустраивать дела собственные.
Прежде всего Каменный быстро обеспечил себя новой мебелью и одеждой, организовал небольшое подсобное хозяйство. Заботы о последнем так его увлекли, что он даже перестал бывать на работе и интересоваться делами возглавляемого учреждения – зато не забывал регулярно являться туда за зарплатой. Выращиваемые в собственном хозяйстве продукты он тайно продавал на рынке. Но скоро ему и этого показалось мало.
Каменный «положил глаз» на принадлежавшую исполкому машину – «полуторку», и распорядился, чтобы ее использовали как своего рода «маршрутное такси». Проезд на машине он сделал платным, причем сдирал втридорога, а машину забивал людьми в таких количествах, что однажды она развалилась. Полуторку починили, и теперь председатель, почувствовавший вкус истинной власти и возжелавший «клубнички», разъезжал на ней собственной персоной по району. Завидев в каком-нибудь селе понравившуюся ему представительницу прекрасного пола, Каменный подзывал ее к себе и после беседы (очень краткой, как правило), настоятельно требовал отдаться ему, или… Решившихся отказать ему почти не было, а некоторые из женщин даже пытались извлечь для себя из этой связи личную выгоду.
Хуже было то, что испытавшие «прелести» интимного общения с Каменным женщины разбалтывали о случившемся по всему селу. Кто-то, узнав о похождениях исполкомовского начальника, возмущался, кто-то – не очень, но слухи о безнравственном поведении Каменного быстро распространились по району. Достигли они и ушей секретаря Бравичского райкома партии Трофима Паскаля (впоследствии – секретарь Президиума Верховного Совета МССР). Паскаль распорядился расследовать происходящее, а затем доложил в ЦК КП (б)М, что считает необходимым освободить Каменного от должности. Последовавшее вскоре увольнение Каменный воспринял «неадекватно» - стал жаловаться во все мыслимые и немыслимые инстанции на то, что его «несправедливо» выгнали с работы, и занимался этим добрый десяток лет, попортив немало нервов и крови работникам ЦК.
Среди любителей сексуальных похождений встречались даже педофилы. Один из них был Вартоломеев, старший пионервожатый Сэрата-Галбенского детского дома в Хынчешть. В детдоме царили ужасающая грязь, хаос, дети были грязными и неухоженными. Удовлетворяя свои садистские наклонности, Вартоломеев постоянно зверски избивал малышей за пустячные провинности. Всех девочек детдома он сделал своими наложницами и они жили почти как рабыни в гареме падишаха. Секретарь райкома комсомола Ведрашко, узнав о происходящем, не только не осудил приятеля, но и поощрил, послав на курсы пионервожатых и даже посоветовав взять с собой туда одну из девочек. Когда о случившемся узнали в ЦК КП (б)М, Вартоломеев был арестован и привлечен к уголовной ответственности за изнасилование.
Но самым чудовищным случаем подобного рода в послевоенные годы оказалось дело «тайного общества ВИЗ» (выпить и закусить). Его «отцами-основателями» были нарком просвещения Макарий Радул и его заместитель Онуфрий Андрус. До начала войны Радул был директором Тираспольского, а позже Кишиневского пединститута. «Всевидящее око» госбезопасности на этот раз оказалось слепым к прошлому нового наркома. Жена Радула Ксения открыто сотрудничала с румынской администрацией, ездила на приемы, даваемые румынским правительством, в ее доме встречались представители сигуранцы и полиции. Кому угодно другому не только в Кишиневе, но и в Москве такая жена навсегда сломала бы карьеру. Но не Радулу. Мало того: хорошо зная прошлое жены, о чем заявил на пленуме ЦК КП (б)М в январе 1951 г., он даже и не думал в угоду властям разводиться, и его карьера от этого, как мы увидим, никак не пострадала.
Еще покруче Радула оказался его заместитель Онуфрий Андрус, назначенный по представлению нового наркома. В 1941 г. его выгнали из партии за нежелание эвакуироваться вместе со всеми из республики. В эти дни Андрус куда-то исчез, неожиданно объявился спустя несколько суток в обозе отступавшей советской администрации, и стал объяснять, что получил специальное разрешение Бюро ЦК КП (б) М устроить свои личные дела в трехдневный срок и потом присоединиться к эвакуировавшемуся аппарату ЦК. В хаосе и неразберихе, царивших в бежавших советских войсках Андруса никто слушать не стал. 19 июля 1941 г. «за дезертирство» его исключили из партии, сняли с работы зам.наркома просвещения и поручили Прокуратуре МССР завести на него уголовное дело. Однако в тюрьму Андрус так и не сел и в течение двух лет добивался восстановления в партии, но безуспешно. Однако на рубеже 1943-1944 г. в его судьбе произошел умопомрачительный не только по тем временам поворот. Готовившаяся вступить в Молдову вместе с теперь уже наступавшей советской армией молдавская советская администрация ощущала острейшую нехватку подготовленных кадров во всех областях, и прежде всего в образовании. И тогда Бюро ЦК КП (б) М спешно восстановило 23 декабря 1943 г. Андруса в партии, с прощением всех прошлых грехов, уже 23 февраля 1944 г. назначило его директором Молдавского пединститута (так тогда назывался КГПИ, ныне Молдавский государственный педагогический университет) вместо того же М.Радула. Спустя еще несколько месяцев Андрус стал заместителем наркома просвещения, вернувшись на свою довоенную должность.
Заняв этот пост, Андрус стал подбирать в аппарат ведомства бывших активных сторонников румынских властей. Но больше всего шокировало партийных и гэбистских соглядатаев не это, а нечто совсем другое.
Андрус вместе с другим замнаркома Полиной Губской и начальницей спецчасти наркомата Андрейчук, освоившись в новой для себя роли, начали «морально разлагаться». Пользуясь тем, что огромное количество всякого имущества осталось бесхозным, эта троица приказывала доставлять себе на квартиры мебель поновее да помоднее. Не погнушались они и изъять мебель из церкви, чем лишний раз проявили отношение советских чиновников к доставшемуся им после войны имуществу. Отношение это было откровенно мародерским. Ощутив полную безнаказанность, бонзы стали присваивать себе большую часть получаемых наркоматом ордеров на промышленные и продовольственные товары. Все это позволяло им жить в условиях всеобщей нищеты и разрухи как кум королю.
Новоиспеченные «коммунистические буржуи» не остановились и на этом. Поскольку все они были люди молодые (Андрусу было едва за 35 лет, Губской – 22 года), то их, людей одного поколения, связывали общие интересы. Вскоре они создали т.н. «ВиЗ» - общество выпить и закусить, благо и того и другого было в избытке. Общество постепенно расширялось, включая в себя все новых работников наркомата. Чтобы оповестить коллег об очередной пьянке, Андрус давал указания секретарше напечатать приказы за соответствующими номерами (1, 2, и т.д.). Радул знал о деятельности своих ближайших соратников, но не только не осаживал их, но и сам иногда принимал участие в разгульных вечерах, всегда завершавшихся дикими сексуальными оргиями.
Так продолжалось несколько месяцев. Как и положено было в те времена, «доброхоты» из наркомата, завидовавшие «сладкой жизни» коллег, «стукнули». Однако страшных кар не последовало. В ноябре 1944 г. нарком Радул был переведен на пост замнаркома. Впоследствии его ждал фантастический взлет в Бюро ЦК КП (б)М (1947), и даже прыжок в кресло секретаря ЦК КП (б)М по агитации и пропаганде (1949). С этого поста он был снят в мае 1951 г. за защиту «националистов» (историка Наума Нарцова, написавшего свой вариант истории Молдовы, где Россия и русские, хотя и с рядом оговорок, были показаны как оккупанты, некоторых членов Союза Писателей и работников культуры). В дальнейшем он занимал руководящие посты в Институте экономики, а в 1965-1971 гг. был первым заведующим отделом географии АН МССР. На этом посту он и умер в 1971 г.
Заместитель Радула Андрус, пользовавшийся репутацией заядлого бабника, сменил после 1944 г. много ответственных постов (официальная история Молдавского педуниверситета, ссылаясь на эту нашу статью, дала Андрусу крайне нелестную характеристику – И.С.). И смерть его оказалась столь же потрясшим всех событием, как и биография в целом – в 1959 г. он внезапно покончил с собой, выбросившись из окна. После себя он оставил записку, в которой пояснял самоубийство травлей коллег по работе.
Пережила всех самая молодая из троицы – Полина Губская. Прославившаяся своей необыкновенной красотой, она не пострадала при перетряске наркомата. Скорее наоборот – она перешла работать заведующей отделом, а потом и секретарем Кишиневского горкома партии. Затем она преподавала на кафедре педагогики МолдГУ, а в 1967-1977 гг. заведовала ею. Выйдя замуж, она под фамилией Попружная в 1971 и 1974 гг. она опубликовала на русском и румынском языках «Очерки истории Кишиневского государственного университета». В начале 1990-х гг. Полина Попружная уволилась из университета и уехала в Москву, где живет и по сей день.
Руслан ШЕВЧЕНКО
Комментариев нет:
Отправить комментарий